Дмитрий Анатольевич Кувичка: "Отрывок будущей книги"

Хорошего всем здоровья и крепости духа.

Признаюсь, как на духу: писание текстов отнимает у меня очень много времени. Не предполагал, что его столько будет уходить, убегать, улетучиваться. А мне ведь еще нужно разобрать цокольный гараж, подготовить теплицу… Сельская жизнь, знаете ли, она такая, такая…

Но я не могу отказать себе в удовольствии в общении с Вами. Тем более, что накопился аж один вопрос (как реагировать игроку на свои неудачи?), да и свое личное обещание порассуждать на тему «что важней: развивать достоинства или исправлять недостатки?», – личные обещания всегда надо выполнять.

Поэтому я беру паузу в писательстве.

Но взамен предлагаю Вам выдержку из своей, возможно – будущей книги. Есть у меня, знаете ли, такая идея: написать о пляжном волейболе так, как никто не писал. Практические советы перемешать с лирическими отступлениями. Методические рекомендации – с сомнениями. Словом, совместить лирику и физику.

А пока Вы читаете, вослед лайкаете, пишите очередные вопросы и мнения, я займусь цоколем с теплицей, и погоняю в процессе труда, как волейбольный мяч, мысли в голове о пятничном тексте.

«Здравствуй, ветер и солнце! Здравствуй, жара! Здравствуй, дождь, мой младший брат, надоедливый и приставучий, но любимый.

Представьте себе, что с такими словами нужно выходить на пляж, где Вы собираетесь биться с противником по правилам пляжного волейбола. Других слов быть не может. Единство с окружающей средой – вот что нужно каждому, кто пытается добраться к вершинам пляжных турниров.

И фэн-шуй здесь ни при чем. Данными словами не заговорить мир, как не найти с их помощью благоприятных потоков энергии ци. Даже если Вы будете правильно блуждать по углам площадки или поворачивать лицо и ладони к солнцу.

С данными словами мы просто учимся терпеть.

Несмотря на свою динамичность, пляжный волейбол игра достаточно однообразная. Может быть зрителю так не кажется, но вот спортсмену, находящемуся внутри процесса, это очевидно. Особенно ярко это ощущаешь, когда вся команда на противоположной стороне подает исключительно в тебя. И тебе необходимо каждый раз одинаково принимать, однообразно выходить в зону атаки и пытаться постоянно эффективно перебить мяч через сетку.

А если в день у тебя три игры?
А если каждый раз нужно разминаться, ускоряться, настраиваться?
А если идет третий день турнира?
А если третий турнир не везет?

Словом, невозможно играть в пляжный волейбол, не получая удовольствие от постоянных помех со стороны природы, не принимая всем сердцем необходимость рутинных, изматывающих действий. Не будет, как нам кажется, и стабильного результата, если нет терпения и упорства.

Большинство тренировок в пляжном волейболе, за исключением игровых и функциональных занятий, строятся на объеме повторений основных движений. Взаимодействие партнеров в «разделе» прием – передача – нападающий удар может длиться часами. Представьте себе: полтора часа тренер с руки или с подачи направляет Вам мяч, а Вы полтора часа, представляя себе блок, делаете одно и то же, добиваясь божественного однообразия по качеству.

Или, например, отработка передачи на удар. Три шага – передача, возвращение на место, три шага – передача, возвращение на место, три шага… И никого это, заметьте, не напрягает. Никто, обратите внимание, не предъявляет претензий к тренеру, что, мол, давайте придумаем что-нибудь поживее, посвежее, попроворнее. Да и тренер, поверьте нам, не дурак. Планируя тренировочное время таким образом, он развивает, тренирует, совершенствует одно из необходимых и важных качеств пляжного волейболиста – умение терпеть. Без терпежа нет, как говорится, и куража.

Искусством терпения обладает подавляющее большинство пляжных волейболистов мирового уровня. Это четко видно по жизни их тел, мимике, коммуникациям. Телу ведь сложно играть отдельный спектакль, пребывая «на полную катушку» в игре, сложно лицемерить, перелицовывать установки, идущие из «головного офиса». Того, что под кепкой. Особенно обратите внимание на спортсменов, выделяющихся среди собратьев по мячу своими средненькими (так и хочется сказать, не унижая словами достоинства – жиденькими) антропометрическими данными. С небольшим ростом терпение особенно необходимо. Это своего рода компенсация, способ борьбы с преимуществами, подаренными при рождении.

В 90-е годы в элите Мирового тура особенно выделялась в этом компоненте канадская пара John Child и Mark Heese. Небольшого роста, 184 и 189 см (это по официальным данным, хотя на самом деле пару сантиметров они себе точно приписали), плотные, как бы квадратные, похожие друг на друга внешне, они поднимались на пьедесталы Мировых туров, трижды участвовали в Олимпийских играх (Атланта, Сидней и Афины), забрав с собой бронзовые медали Игр в Атланте (1996 год). В Сиднее и Афинах они в шаге останавливались от полуфинальных матчей, занимая пятые места. В Афинах (2004 год) проиграли за выход в четверку будущим серебряным медалистам из Испании Bosma/Herera (16:18 в третьей партии). А в Сиднее на переломе столетий – бразильцам Ze Marko/Rikardo со счетом 13:15 (тогда играли из одной партии до 15-ти, набирая очки только при своей подаче), затратив при этом на игру рекордные 81 минуту. Бразильцы на той Олимпиаде стали вторыми, их серебро стало для всех нонсенсом, а для них, лидеров Мирового тура – трагедией. Кстати, именно канадцы в Сиднее не дали пройти в четвертьфинал русской паре Михаилу Кушнареву и Сергею Ермишину, обыграв их со счетом 15:6.

Когда маленький Джон вытирал пот, проводя указательным пальцем, как стеклоочистителем, по лбу, от виска до виска, с обязательным смахиванием собранной влаги со скулы – в такие моменты казалось, что этот человек получает несказанное удовольствие от изматывающего, высасывающего силы труда. Пот не промакивался безразличной салфеткой-тряпочкой, полотенчиком из кармана, не вытирался грубо ладонью, но бережно собирался к скуле. Временами у зрителя создавалась иллюзия, что судья, подгоняющий игру своими свистками, нарушает какое-то священнодействие, какую-то сакральную процедуру. Что свисток, точнее – звук, издаваемый свистком, не позволяет смотрящим досмотреть (или подсмотреть – как хотите!) финальную часть таинственного процесса, когда вынуждаемое судьей, а потому вынужденное убирание пота со скулы должно быть изначально иным, должно вот-вот замениться на бережное и уважительное его собирание, скатывание его по пальцу в некую тару, может быть в баночку, чтобы потом, поставив их перед собой – сосуд и пот, как форму и содержание, как итог и течение, обессиленно прислушиваться к удовлетворенно гудящей усталости, у которой, оказывается, существует только один смысл – не прерывать ни на секунду этот бесконечный путь труда, работы и преодоления.

Говорят, что спорт и, соответственно, любая спортивная игра – это некая идеальная модель человеческой жизни. Надежды, талант, работа, бесконечное ожидание чуда, противостояние и партнерство, подсознательное искание справедливости… Все это спорт. И все это – жизнь. Только в спорте все сжато во времени, все лаконично, как в виноградной давильне. Все цельно и целенаправленно, как при созревании вина.

Однако, если в спорте противостояние регламентировано правилами, которые вынуждены принимать все без исключения, принимать, как истину, а иначе ты оказываешься вне игры, вне состязания, вне спорта, то в жизни многочисленные «правила» и «правды» заслоняют истину, заменяют истину, расшатывают ее и размывают.

Нельзя сказать, что противостояние в жизни – это всегда «грязная игра». Как нельзя утверждать, что в жизни нет верховного судьи, утверждающего свой вердикт – результат извечного противоборства. Просто в спорте подведение итогов происходит чаще, в конце годичного сезона или олимпийского цикла. Просто в спорте подведение итогов утверждается фактом вздымания вверх руки, поднятием флага страны, подписью главного судьи в протоколе. И это незыблемо, это навсегда. Тогда как в жизни все сложнее и гораздо длительней.

Жизнь иногда мне представляется, как одно единственное соревнование, в котором проживаемые дни – это только тренировочный процесс, точнее – как бы тренировочный процесс, с неутвержденными результатами предварительных игр. Итоги такого процесса принято подводить в самом конце многолетних усилий на последнем, на абсолютно последнем вздохе.

Причем, ты не знаешь, где твоя финальная игра, и какая игра была финальной.

Причем, не каждому, живущему рядом, дана возможность увидеть твою победу, воздать за нее, поблагодарить.

И происходит это не потому, что людей в мире много, а ты мал и незаметен, и до тебя нет никому никакого дела, а потому, что победа твоя происходила не для публики, была невидимой со стороны, но учитываемой только верховным судьей.

Получается, что в жизни все прожитые дни суммируются. Результаты дней складываются. Но не существует, как следствие при сложении дней и дел, единого, единогласно утвержденного рейтинга и абсолютного чемпионства, хотя чемпионская гонка и тренировочный процесс не прекращается в жизни ни на мгновение.

В спорте справедливость всегда взаимосвязана с результатом, за который победителей не судят, но ценят, уважают, воздают. В жизни поиски справедливости всегда где-то вне реалий настоящего дня, вне нынешних границ государств и их устоев. Они всегда романтичны, идеалистичны и болезненны. В спорте справедливой является сама победа, и справедливость торжествует тому, кто победил, кто преодолел, выгибая себя в бараний рог.

Но где же это мерило в жизни, этот понятный всем механизм, когда по труду, по усилиям – воздается, когда по лени и бесталанности – отнимается?

В человеческой жизни справедливость, как вода с горы, стекает к подножию, где плещется с озерной рыбой, которая, если поймать ее на крючок и рассмотреть поближе, и не рыба вовсе, а заведенные под чешую всевозможные способы достижения цели – и благородные, и подлые. И глянцевые, и подноготные. И от Бога, и от дьявола.

Тогда как в спорте справедливость, наверное, напоминает все ту же упомянутую нами вершину, на которой вода все-таки успевает застыть, кристаллизуясь в снег и лед, превращаясь при этом одновременно и в «замануху» для многих, и в настоящую, неподдельную величину. Которая манит и из иллюминатора самолета, и от своего подножия.

Как-то Ходжа Насреддин рассказал одну историю. Мы приведем ее без комментариев, ибо рядом с памятником, пусть и литературными, лучше всего – благоговеть, ничем не нарушая его возможного влияния на умы.
«Два соседа поспорили по какому-то поводу и, не достигнув согласия, решили обратиться за помощью к мудрецу с просьбой рассудить их. Мудрец внимательно выслушал первого спорщика и сказал ему: «Ты прав!» Второй спорщик воскликнул: «Мудрец, но ведь ты еще не выслушал меня». «Говори», – ответил мудрец. Выслушав позицию второго спорщика и его аргументы, он сказал: «Ты, безусловно, прав». Прохожий, ставший свидетелем их разговора, в недоумении обратился к мудрецу: «Послушай, мудрейший, но ведь так не может быть, чтобы оба спорщика, занимающие противоположные позиции, одновременно были правы». «И ты прав», – ответил ему мудрец.»

Не нам судить насколько это небольшое лирическое отступление уместно в данной книге, имеющей отношение к методическому пособию. Видимо, виноват канадский John Child, точнее – запомнившийся его жест, но что сказано – то сказано.»

Хорошего всем здоровья и крепости духа.


***
Для радости, которой нет границ,
я не готов. И в радости есть горечь.
Как правды есть в потоках небылиц,
как есть молчанье – в разговоре.
Я в сговоре с Великой и Немой,
с той Правдой, что всегда не к месту,
которая кружит над головой
в словах ли или бессловесно.

Но Истина, которой нет границ,
не знает горечи, не входит в ссоры,
как будто ложь в потоках небылиц
или бесправие раздоров –
всего лишь поиски пути,
всего лишь временная слабость.
И радость, истинная Радость
всегда должна произойти.